— Ну?!

— В квартире нет ни одной семейной фотографии. Допустим, Ольга Семеновна не хочет видеть себя постаревшей, поэтому прячет снимки с сыном и внучкой, но где, в таком случае, свадебные фото?

— Откуда им взяться? — пожимает плечами Игорь. — Свадьбы-то не было.

— Разве папа Олега не умер во время медового месяца?

— И да, и нет.

— Как это?

— Легенда гласит, что перед свадьбой жених заболел, поэтому торжество пришлось отменить. Молодые расписались и уехали на воды. Там мужу Ольги Семеновны стало еще хуже. Домой она вернулась в черном и с животом.

— Бедная…

— Еще бы, в те времена это называли «принести в подоле».

— Не правда, она же вдова!

— При живом муже.

— Не понимаю.

— Точнее, вообще без мужа. Когда нам было лет по десять, покойный папа Олега вернулся в город за наследством, живой и невредимый.

— Ничего себе! Выходит, он не умер на водах?

— Выходит, его там и не было. Развел невесту перед свадьбой, заделал ребеночка и свалил. По тем временам, неслыханный позор. Представляю, как Олег расстроился, когда встретил мертвого папашку.

— Скорее обрадовался. Какой-никакой, а отец.

— Сомневаюсь. Дело даже не в отце. Олег так превозносил мать, разве что не молился на нее. Вряд ли он обрадовался, когда узнал про ее грехопадение. Ладно, — Игорь забирает у меня пакет с волосами, — пойду искать дальше. Ты, между прочим, тоже могла бы помочь.

— Чем? Рыться в грязном белье Ольги Семеновны?

— Корзина в ванной, — показывает он пальцем на дверь.

Я качаю головой и нехотя иду в ванную. Теперь понятно, почему Ольга Семеновна не одобрила выбор Олега. После перенесенного позора, стерильная репутация для нее важнее счастья сына. Поэтому же Олег до сих пор от меня и не избавился. Что может быть хуже невестки из детдома? Только разведенный сын. Страшно представить, с какими противоречиями Ольга Семеновна жила последние два года, мечтая одновременно избавиться от меня и боясь скандала из-за развода. После смерти Кати, я больше не член семьи, а авантюристка, которая втерлась в доверие и убила ребенка.

Ванная комната с первого взгляда производит впечатление не старинной, а старой. Если бы ни ряды кремов в полке над умывальником, она могла бы соответствовать возрасту свекрови. Я поднимаю плетеную крышку пластмассовой корзины, пальцы прилипают к подъеденной временем поверхности. В нос ударяет кисловатый запах нестиранного белья. Меньше всего хочется прикасаться к одежде свекрови. Хитрец Игорь подсунул мне самую грязную работу. Заматываю руку в подол Ириного платья и бесцельно ворошу ею в корзине. Сверху лежит серая вязаная кофта, под ней юбка того же цвета, но на тон темнее. Меня начинает подташнивать, когда я добираюсь до слоя с нижним бельем. Первой замечаю сорочку, а из-под нее высовывается лямка бюстгальтера. Наверно это вся одежда, которую она надевала в день смерти Кати. Будь у меня возможность, я бы тоже скинула с себя платье, в котором провела последние дни, но не оставила бы его в корзине, а сожгла.

В глаза бросаются бурые пятна на бледно-розовой выцветшей от частых стирок сорочке. Отдергиваю руку и всем телом отстраняюсь от корзины с бельем. Непонятно, откуда у меня появляется такая уверенность, но я не сомневаюсь — это пятна Катиной крови. Перебарываю отвращение и, подцепив мизинцем лямку, вытаскиваю сорочку из корзины. Кровь подчеркивает текстуру шелка и узор кружева, окантовывающего лиф. Если бы пятна остались на подоле, этому можно было бы найти логическое объяснение. Свекровь могла встать на колени рядом с телом Кати и запачкаться. Но как кровь добралась до лифа сорочки? Я кладу находку на пол и вытаскиваю из корзины вязаную кофту. Она совершенно чистая. Получается, Ольга Семеновна сняла ее и прижала мертвую Катю к груди?

— Ничего себе! — раздается голос Игоря у меня за спиной. — Сколько кровищи! После этого ты будешь говорить, что бабка не при делах?

— Буду, — стараюсь придать голосу больше уверенности, чем есть на самом деле. — Она нашла мертвую Катю и целый день провела возле ее трупа. У нее был миллион возможностей испачкать одежду.

— Только не нижнее белье!

— Почему нет? Может, она специально сняла кофту перед тем, как обнять Катю.

— Захотела приласкать труп? Как же!

— Даже у самого бесчувственного человека может проснуться сострадание при виде убитого ребенка.

— Думай, как хочешь, — протягивает мне листок Игорь и, нагнувшись, поднимает сорочку, — но я возьму это с собой, пока она не успела избавиться от главной улики.

— Что за бумажка?

— Квитанция от юриста, — кивает он на листок. — Бабка заранее наняла себе адвоката.

— Скорее изменила завещание. Она составила его перед нашей с Олегом свадьбой. Сообщила мне перед росписью, что квартира, дом и остальное имущество достанутся Кате. Наверно надеялась, что я передумаю выходить за Олега, когда узнаю, что дом записан не на него.

— С чего бы ей теперь включать тебя в завещание?

— Она меня и не включала, а переписала на Олега. Внучка умерла, все переходит к сыну.

— Что и требовалось доказать! Квитанция оплачена два месяца назад, значит, бабка заранее планировала убить внучку.

— Постой, — пробегаюсь взглядом по листку. — Свекровь составила завещание у знакомого нотариуса, а фамилию на квитанции я вижу в первый раз.

— Значит, все-таки наняла адвоката.

Я качаю головой и замираю. Игорь собирается выйти из ванной, но, посмотрев на меня, останавливается. Из прихожей доносится протяжный скрип. На секунду все затихает, а потом повторяется скрип и щелкает дверной замок. Я вжимаю голову в плечи, ожидая услышать шаги. В квартире становится так тихо, что даже в ванной слышно, как во двор заезжает машина. Игорь выглядывает в коридор.

— Никого нет, — говорит он, переступая порог. — Наверно ветер гуляет.

— Ага, сквозняк сначала приоткрыл, а потом тихонько закрыл дверь. Ольга Семеновна не дура, — поднимаюсь с пола и выхожу в прихожую. — Она наверняка сразу почувствовала неладное и вызвала полицию, а теперь приходила удостовериться, что в квартире кто-то есть.

— Вряд ли. Но мы все равно нашли, что хотели. Пора смываться.

Игорь медленно открывает входную дверь, и я убеждаюсь в своей правоте — снова повторяется тот же скрип. Мы выглядываем на лестничную площадку и, убедившись, что там никого нет, выходим из квартиры. Игорь закрывает дверь, внутри срабатывает автоматическая защелка. Если бы такой же замок стоял в двери Олега, Катя сейчас была бы жива. Не время об этом думать. Мы несемся вниз по лестнице, когда дверь в подъезд с грохотом ударяется о стену. С первого этажа доносятся навсегда врезавшиеся в память голоса двух полицейских.

— Старая маразматичка, — говорит тот, что запомнился мне длинными, не под стать телу, руками. — Говорит, кто-то вырубил электричество и забрался к ней в квартиру. Небось, пробки выбило, а ей уже привидения мерещатся.